Как все запуталось! Черт с ним, с золотом! Счастья не купишь!

– Антощ, – сказал я, – что ты мне скажешь, если я заплачу тебе тридцать дукатов за одно дело.

– Скажу, что ты правильно сделаешь, морэ.

– Тогда слушай.

Я предложил, как сейчас же придумал – мы с ним поедем догонять Кирилешти, по дороге в Ствильно. Невеста моя – уже замужняя, так что, наверное, мне понадобится лишний нож, «твой нож, Антощ».

– Это по-цыгански! – одобрил салахор.

– На суд и сходку я не надеюсь. Смутное время, и суд будет смутный. Возможно, так выйдет и мы их догоним еще в Империи, а может случиться, что в Буковине. Я там не бывал, а ты ее знаешь. По рукам?

– Тридцать золотых?

Я мог дать ему и в три, и в четыре раза больше, но такие деньги были бы для Выдры слишком большим искусом сбежать по дороге.

– Сорок.

– По-честному?!

– Клянусь конями! Антощ. Ты еще не знаешь, кого ты встретил. Будь верным другом – и цыганское счастье будет звенеть у тебя в кармане.

– Я не сомневаюсь. И ты не сомневайся – мой нож никогда не станет врагом твоему ножу.

Он правильно понял – живой-здоровый я ему выгоднее, чем мертвый.

– Схоронить мне сестру, если слово нарушу. Твоя дружба сейчас для меня дороже любых монеток!

Я удивился, как он загнул.

– Опустошен я, – продолжал Выдра. – Ничего мне не надо. Просыпаюсь и жалею… что просыпаюсь. Сердце заржавело. Жалости у него ни на грош не выпросишь. Ее только жалко, – он кивнул на Хазу.

Последние слова убедили меня сильнее клятвы. Цыгане клянутся, как ветер дует!

Надо же, думаю, сам конокрад, а слабое место у него есть. Вот и почернел. Через это место. Через него и с пути собьется. Может, уж и сбился – вон как одет! Просто оборванец! Не по-конокрадски! Затянулась в его жизни черная полоска! Пусть она пройдет! Не за мой лишь бы счет.

А еще он добавил – про Паприкаша: