Медленно, как инвалид, Оберон выбрался из кровати. Но кто же там к нему присоседился? Виднелось смуглое мускулистое плечо; простыня тихо дышала. Храпела. Боже правый, что я натворил. Оберон собирался уже сорвать простыню, но она откинулась сама, обнажив еще один ключ к разгадке — красивую ногу, гладкокожую, но заросшую короткими темными волосами; сомневаться не приходится — мужчина. Оберон потихоньку открыл дверь туалета и вынул оттуда пальто. Набросил его на голые плечи, передернувшись от клейкого прикосновения подкладки. В кухне трясущимися исхудалыми руками открыл буфет. Пыльная пустота внутри показалась мертвенной. С прошлого раза там должна была остаться бутылка рома «Донья Марипоса» с дюймом-двумя янтарной жидкости. Оберона замутило; но он вынул бутылку. У двери кинул взгляд на постель, где все еще спал свежеиспеченный приятель, и шагнул за порог.

В холле Оберон уселся у лестницы, глядя в лестничный пролет и обеими руками сжимая бутылку. Ему так отчаянно недоставало Сильвии и уюта, что от невыносимой жажды он открыл рот и склонился вперед, словно собираясь вопить или блевать. Но глаза отказывались плакать. Он утратил все живительные соки; иссох до дна; мир иссох тоже. И этот мужчина в постели. Оберон отвернул пробку (не без труда) и, обратив в другую сторону обличающую надпись на этикетке, полил огнем свою пустыню. Внимаю все смутней. Китс, елейным голосом чернокожего, проскользнул под дверью и проник ему в уши. Как царственно бы умереть сейчас. Царственно[353]: он высосал остаток рома и встал, отдуваясь и глотая горькую слюну. Упившись вдрызг, стать перстию земли[354].

Оберон закрыл пустую бутылку и оставил ее на лестнице. Поймал в зеркале, стоявшем на хорошеньком столике в конце коридора, облик кого-то, кто покинут и забыт. Забытый. Словно похоронный звон, то слово. Оберон отвел глаза. Вошел в Складную Спальню — голем, высохшую глину которого на время одушевил ром. Теперь он мог говорить. Он подошел к кровати. Лежавший сбросил простыню. Это была Сильвия, но только в мужском воплощении и лишенная своих чар: этот похотливый мальчишка был реален. Оберон потряс его за плечи. Голова Сильвии мотнулась по подушке. Темные глаза на миг открылись, увидели Оберона и вновь закрылись.

Оберон склонился над кроватью и проговорил прямо в ухо гостю:

— Кто ты? — Медленно, с расстановкой. Понимает ли он наш язык? — Как тебя зовут-то?

Юноша перекатился на бок, проснулся и провел рукой по лицу ото лба к подбородку, словно пытаясь стереть сходство с Сильвией (но оно осталось), потом произнес хриплым утренним голосом: