Амир попытался развернуться, но сила течения и бури цепко удерживала его.
Поэтому его так и тащило вперед, и вдруг начались водопады.
Спина его вырвалась из объятий реки, ноги вылетели из воды, а голова, мокрая и замерзшая, запрокинулась вверх, так что, падая, он смотрел прямо в сердце шторма.
Позже Калей сказала, что он пролетел пятьдесят футов, но ему в тот момент показалось, что гораздо больше. Он махал ногами и руками, пока не утратил контроль над телом. А когда врезался в воду и стал погружаться, воздух при ударе выбило из легких, и он подумал, что никогда уже не вынырнет. Единственный путь вел вниз. Зрение затуманилось, и на миг закралась мысль: «Каково это – сгинуть вот так, в неведомых Внешних землях, вдали от мира, который знал и называл своим? Тело твое сгниет, плоть обглодают карпы и мригалы, а что останется – будет плавать неделю за неделей, обреченное на забвение».
Секунду спустя он с силой ударился спиной о дно и устремился наверх в отчаянном стремлении глотнуть воздуха. Вода сдавливала легкие, тянула вниз, сжимала голову. Дождевые капли пробивали поверхность и вонзались в кожу холодными иглами.
Три ночи назад, стоя на выступающем над морем утесе Джанака, глядя на бурные волны и качающиеся на швартовах лодки, Амир считал себя везунчиком, будучи одним из немногих чашников, умеющих плавать. Аппа учил его настойчиво, без жалости. И когда Амир спрашивал, зачем это нужно, отец отвечал коротко и ясно: «Никогда не знаешь заранее, что может пригодиться».
Амир отталкивался от воды и греб. А вынырнув на поверхность, обнаружил в нескольких футах от себя распростертое тело Калей. Он проплыл по течению, теперь уже более спокойному, хотя Бессмертный Сын парил в вышине, как некий жестокий шут, склонный к злым проделкам. Он держался у края шторма, словно прикованный к нему.
Снова погрузившись, Амир поднырнул под Калей, устроившись между рукой и туловищем, и, используя свою силу, подтолкнул ее. Затем, распластавшись насколько можно, стал грести к берегу.
Когда ноги коснулись дна, его накрыла волна облегчения.
Зрение прояснилось. Буря не пересекала линию водопада, как если бы это была некая государственная граница. Бессмертный Сын развернулся и, сложив крылья, нырнул в тайфун, который ослаб, превратившись в простой дождь. Затеплилась приправленная шафраном серая заря, аромат специи и воспоминания о доме растаяли, как роса, и прежде, чем Амир успел отдышаться, Кишкинда исчез бесследно.
Амир закашлялся и повернулся, чтобы поднять Калей, но та уже распахнула глаза и выхватила тальвар.