Река низвергалась водопадом с обрыва в некое подобие бухты, другой своей оконечностью соединенной с морем. Только это было не море в обычном понимании слова, а мелкое, покрытое водой пространство, заполненное плавающими деревяшками – обломками тысяч кораблей, разбросанными по побережью, на сколько хватало глаз. Ближайший к ним корабль, аккуратно разломленный надвое, лежал на опоясывающем противоположный берег скалистом валу. Обломки досок плыли по течению, медленно дрейфуя в сторону океана.

А на берегу, подпрыгивая и отчаянно размахивая руками, нечесаный и с косматой бородой, стоял Карим-бхай.

Глава 23

Глава 23

Помимо специй, бирюзы, кружев и бижутерии, Карнелианский караван доставлял также любовные письма из далеких краев. Есть голод, утолить который не может пища, зато могут стихи.

Обломки кораблекрушений устилали берег бухты. Деревья на побережье клонились под напором последних порывов бури, окончательно потерявшей надежду расправиться с Амиром и Калей и нисходившей до приятного утреннего бриза. Чайки кружили над деревянными потрохами кораблей, пронзительно окликая проплывающие мимо деревяшки.

Карим-бхай стоял рядом с Амиром, положив одну руку ему на плечо, а в другой вертел стручок кардамона. Голова у него была обернута полотенцем, лунги разорвано сбоку, открывая порез на бедре. От него исходил запах подгоревшей еды и несвежей капусты. Тем не менее смех его звучал громко и задорно.

– Ты стащил карту Мадиры, – посетовал Амир спустя какое-то время. – Илангован рассказал тебе про Завиток, так?

Заметил Амир и других с корабля Обреченных, отплывшего из Джанака три дня назад. Секаран, еще не оправившийся, баюкал раненую руку. Судя по всему, кораблекрушение пережила большая часть песчаников, и они теперь толпились вокруг костлявой фигуры Илангована. Благословенный выглядел измученным и измочаленным, как если бы его тело использовали в качестве стиральной доски для всего белья в Чаше. При всем том на лице его, пока он разговаривал со своими товарищами, было какое-то ребяческое оживление, взгляд озирал всю ширь Внешних земель, любуясь каждым листиком, каждой веткой, каждой лужицей воды. Создавалось впечатление, что попадание в эту страну грез сместило его представления о реальности. Амир всегда видел в Иланговане человека легенды и мифа, некоего героя, которым нужно восхищаться с расстояния. Теперь он казался уменьшенной копией самого себя и таким нравился Амиру еще больше.

Все они стояли, сгрудившись у потухшего уже костра, на берегу бухты и глядели вслед уходящему шторму и тому, что пульсировало внутри его.