Мы склонились еще ближе и прижались лбами друг к другу для утешения, как обещание, переплели пальцы, и это было сродни нанесению краски на холст, в тот момент, когда ты уверен, что это именно тот недостающий элемент, что это то, что где-то существовало, пусть и только в твоем воображении.

Ты воплотил это в богатство бытия. Слой за слоем, и когда нанесен уже последний слой, золото вспыхивает на тыльной стороне закрытых век.

Быстрое прикосновение губ, после чего за дверью раздалось тук, тук. Охранник ухмыльнулся, погрозив нам пальцем через стекло.

– Время вышло, – сказал он.

Мы с Отто еще крепче сжали руки друг друга, после чего отпустили. Но только на мгновение. И когда я развернулась, чтобы уйти, бросая на него взгляд через плечо, он улыбнулся. Я знала, что в этой улыбке мое будущее. Он вернется в Германию, потому что должен. Потом я верну его обратно. Себе.

21

21

Париж, 1954

Встретимся в кафе «Дё Маго». 9 июня. Два часа дня.

Чарли.

Из всех хрупких вещей в жизни, которые способны выжить, клочок бумаги, возможно, один из самых наименее вероятных. Будучи даже более нежной, чем плоть, бумага рвется, стирается, горит, крошится. Все же этот клочок бумаги от Чарли выжил.

Вернувшись домой из галереи, я показала телеграмму от Скиап Отто. Отто подошел к старому бюро, которое мы использовали в качестве стола, и достал телеграмму от Чарли, которая хранилась там все эти годы. Я старалась сохранить о нем столько, сколько могла.

– Тебе стоит поехать, – посоветовал Отто. – Тебе нужен отдых. И Чарли, я думаю, тоже хотел бы этого. – Его рукава были закатаны, а руки, эти прекрасные музыкальные руки, были покрыты мыльной пеной из кухонной раковины.

К тому времени мы были женаты уже шесть лет. Документы Отто были оформлены, и ему снова разрешили путешествовать. Я усердно работала, готовясь к своей первой персональной выставке в галерее Розенберга. Отто подолгу задерживался, давая уроки игре на фортепиано, а по вечерам выступал в джазовых клубах. Я продала свой просторный дом, и мы с Отто переехали в даунтаун, в маленькую квартирку на Бликер-стрит, где нашими соседями стали художники, музыканты, поэты и люди, которые, если и задумывались о немецком акценте Отто, держали свои мысли при себе.