Пересекая Вандомскую площадь, я чуть не закрыла глаза от стремительно нахлынувших воспоминаний. Едва смотря перед собой, я прошла через маленький вестибюль отеля и быстро зарегистрировалась, думая, что мне нужно поскорее добраться до кровати, пока я не упала в обморок.
– Этот? – спросил портье, отпирая передо мной дверь. – Этот номер вас устраивает?
– Отлично, – сказала я. – Даже более чем отлично. Великолепно. – Я дала ему на чай, расстегнула пальто и упала на кровать.
Я проснулась четыре часа спустя, отдохнувшей, но все еще чувствуя, что голова словно набита ватой. Пора, сказала я себе. Пора встретиться со Скиап.
Я аккуратно надела новый костюм, купленный для поездки, темно-синего цвета шерстяная свободная юбка и приталенный жакет. Черные туфли, черные перчатки и черную шляпу.
В бутике на Вандомской площади дела шли совсем неважно. Двери и подоконники были заново покрашены, магазин сиял, но покупательницы, женщины в огромных юбках и приталенных жакетах, с ошеломленными мужчинами, следовавшими за ними по пятам, бродили от витрины к витрине, от манекена к манекену, нахмурясь.
– Разве это не выглядит слишком странно? – услышала я язвительную реплику одной женщины, пока она со своей подругой рассматривала жакет шокирующего розового цвета с черным бисером.
– Это разве турнюр? – с недоверием спросила ее подруга.
Я поднялась по лестнице, проигнорировав продавщицу, которая предложила мне свою помощь.
– Я знаю дорогу, – сказала я. – Я бывала здесь раньше.
– Моя дорогая. – Скиап поднялась из-за стола, чтобы поприветствовать меня, после того как я постучала в знакомую деревянную дверь ее кабинета.
Мы долго стояли и смотрели друг на друга, вспоминая былое.
При первой встрече я пришла с Чарли, а Скиап ворвалась в бутик с образцами тканей в руках. Все продавщицы вытянулись по стойке смирно, но Скиап проигнорировала других покупателей и направилась прямиком к Ане. К Ане, чей муж оперативно оплачивал все ее счета, к Ане, мечте всех кутюрье.
Скиап, которой исполнилось шестьдесят четыре, казалась еще миниатюрнее, чем в тот день, несмотря на туфли на высоком каблуке. Она не сгорбилась – ни одна законодательница моды не могла позволить своей осанке обрести округлые плечи или изогнутый позвоночник, – но выглядела так, словно само время изнашивало ее, дни и годы становились волнами, размывающими берега наших тел. В ее темных волосах блестело серебро; черные глаза с нависшими веками уже не горели так ярко. Она носила жемчуг на шее, а не на запястье, как когда-то. Как и я, она была одета во все темное.