– У тебя сумка от Скиапарелли, – второе, что сказала Коко.

– Да. Я только что была у нее.

Мы сели на бежевый диван, и Коко позвонила в колокольчик, чтобы горничная принесла нам коктейли. Знаменитые коромандельские ширмы Коко вернулись на свое место; полки были уставлены книгами. Казалось, что это все происходит до войны, комнаты выглядели практически так же. Но это было не так. Хотя эти апартаменты не были заселены или разграблены за время войны, в них все равно чувствовалось запустение: царапина от ботинка на двери, которую кто-то пнул, потускневшие неотполированные серебряные подставки для свеч.

– Как дела у Скиапарелли? Я слышала, она выходит из бизнеса.

Я внимательно вслушивалась, ожидая злорадства и радости, но Коко приучила свой голос к ровной нейтральности.

– У нее все хорошо. На самом деле она счастлива и с нетерпением ждет времени, когда она сможет нянчиться с внуками и отдыхать в гамаке.

– Ха! – фыркнула Коко. Вот оно. Старое соперничество, древняя вражда.

– Ты когда-нибудь мечтала о детях, о внуках? – спросила я Коко. Это был грубый вопрос для француженки. Они были более закрытыми, чем американки. Но любопытство взяло верх. Я попыталась представить свою жизнь без маленького Чарли и не смогла.

– Я выросла в многодетной семье. Большой, несчастной семье, – сказала Коко. – Не думаю, что наличие детей сделало бы меня счастливее. Я знаю, что люди говорят, что сын моей сестры – это мой сын. Я любила его как родного, и этого было достаточно для меня в плане материнства. Знаешь, он же чуть не умер. В нацистском лагере. Я бы никогда себе этого не простила. – Она остановилась, чтобы закурить сигарету, ее рука дрожала.

Она наклонилась и потрогала ткань моей блузки.

– Хорошее качество, – сказала она. – Продержится долго. От-кутюр. Это была моя жизнь, к слову очень хорошая. А что касается Скиап, помяни мое слово, она будет занята больше обычного, навещая своих голливудских друзей, Хепберн и Мирну Лой, путешествуя по всему миру. Гамак, черт бы меня побрал.

– А что насчет тебя?

– Не буду врать. Да и как? Скиап уже, скорее всего, рассказала тебе все сплетни. Моя новая коллекция была принята не очень-то хорошо. Помнишь, как люди обычно задерживались после показа? Они оставались, чтобы поболтать с дизайнером, посплетничать, выпить шампанского. Тут они убежали. Им нечего было сказать. Я была так зла, что хотела сжечь салон.

Я помню, как однажды, много лет назад, Коко рассказывала мне о своем детстве и признавалась, что ненавидела приют так сильно, что хотела сжечь его дотла.

– Но хоть что-то должно было им понравиться, – утешила я.